Время вооружаться счётчиками Гейгера

    Август, кажется, действительно стал роковым месяцем для России. Если не путч, то дефолт, если не дефолт, то пожары. Природа, как будто в насмешку, не остановилась на аномальной жаре и огне, охватившем леса, а решила добавить еще один фактор — радиацию. 6 августа поступили первые сообщения о загорании участков брянских лесов, пострадавших от последствий чернобыльской аварии. Пожары на такой территории чреваты вторичным перераспределением продуктов ядерного распада, которые накапливаются в ветках и коре деревьев, а также в растениях и траве. Вместе с пеплом и дымом они могут перемещаться на сотни километров от места первичного радиоактивного заражения.

    МЧС России отреагировало на новость своеобразно, закрыв сайт, где были выложены пожарные сводки. Почти неделю, с 13 по 17 августа, страна провела в догадках, что на самом деле происходит под Брянском? Однако 17-го, во вторник, МЧС-овцы удивили еще раз: ни с того, ни с сего взяли и пригласили журналистов на Брянщину — мол, сами посмотрите, как все хорошо — ни пожаров, ни повышенной радиации.

    Встретили посланцев из Москвы хорошо — и местная администрация, и МЧС-совцы — всё показали, всё рассказали. Действительно, пожаров нет. Журналисты так и отрапортовали по возвращении — всё в порядке, сами видели. Но специалисты-экологи не спешат доверять властям. И на то у них есть основания. О своем отношении к происходящему редактору журнала «Вокруг света» Анастасией Нарышкиной рассказал член-корреспондент Российской академии наук, профессор, доктор биологических наук, советник РАН, председатель фракции «Зеленая Россия» партии «Яблоко» Алексей Владимирович Яблоков

    — Алексей Владимирович, у меня в руках распечатка с информацией о пожарах в Брянских лесах, которую я набирала в Интернете. В общем, ничего не понятно. То ли там горят загрязненные Чернобыльским взрывом участки, то ли нет. То ли есть опасность нового радиационного загрязнения, то ли нет. Чиновники говорят разное, противореча друг другу…

    — Надо слушать не чиновников, а экспертов, которые отвечают за оценку медицинской и экологической ситуации. Почему не надо слушать чиновников, связанных с радиацией? Потому что тут завязана очень большая политика.

    После Чернобыля было прекращено строительство атомных станций практически во всем мире, Чернобыль служит препятствием для развития атомной энергетики, он говорит: вот последствия этого самого развития.

    Но атомная энергетика очень тесно связана с атомной бомбой, и поэтому многие страны, скажем, Сирия и Иран, хотят развивать атомную энергетику, имея в виду атомную бомбу. А Чернобыль этому препятствует. И атомщики говорят: пора забыть Чернобыль. И вот эта концепция — «пора забыть Чернобыль» — существует на самом высоком уровне, вплоть до ООН. Наступил атомный ренессанс. Чиновники не могут выступать против этого, они не расскажут, что происходит на самом деле.

    А происходят очень опасные вещи. Во время Чернобыльской аварии было выброшено очень много радионуклидов. Большая их часть — 80–90 процентов — физически распалась через минуты, через часы, месяцы и годы. Их больше нет. Остались стронций, цезий и плутоний. Плутоний полетел не очень далеко — на 100–150 км от Чернобыля, в отличие от цезия и стронция, которые полетели на сотни километров. Считается, что от взрыва пострадали Украина, Белоруссия и Россия, Белоруссия — больше всего. А на самом деле на Украину, Белоруссию и Россию выпало лишь 43 процента чернобыльских радионуклидов. А остальное полетело в другие страны, вплоть до Америки, Японии и Китая.

    Существуют специальные атласы, в которых все это показано.

    Когда произошёл взрыв, радионуклиды взметнулись на огромную высоту, и потоком воздуха их стало разносить по всему Северному полушарию. Самые высокие концентрации — вблизи Чернобыльской АЭС и в Брянской области. Половина Брянской области очень сильно загрязнена.

    Ещё в пяти или шести областях есть обширные пятна чернобыльского загрязнения — в Рязанской, Тульской, Орловской области, в Белгородской и в других. Что с ними происходит? Со временем радионуклиды опускаются все глубже в почву, каждый год они уходят на сантиметр-полтора глубже и глубже. При этом они распадаются: цезий и стронций имеют период полураспада около 30 лет. Со времени чернобыльской аварии прошло 25 лет, значит, сейчас радиоактивность от этих радионуклидов уменьшилась вдвое. Так, по разным расчетам, должно быть в экосистеме.

    А на самом деле всё наоборот! Люди получают сейчас большие дозы, чем они получали 10–15 лет тому назад.

    — Как же это может быть?

    — Опускаясь глубже, эти радионуклиды попали на глубину 15–30 см, в корнеобитаемые слои почвы. И корни растений, как насосы, забирают радионуклиды и вытаскивают их наверх! То есть радионуклидов стало меньше, но благодаря этому «насосу» они оказались наверху. Это подробно описано в книге «Последствия чернобыльской катастрофы для человека и природы», изданной в 2007 году. Ее можно найти на сайте моей фракции. Эту книгу я написал вместе с белорусскими атомщиками.

    Для того чтобы правильно оценить, сколько радионуклидов содержится в почве, приходится проводить довольно сложные исследования. Например, покупать сельскохозяйственную продукцию на зараженных землях и подвергать ее радиохимическому анализу.

    Так вот, по данным белорусских ученых, даже в обычных условиях, безо всяких пожаров, лесничие теперь получают вдвое-втрое больше облучения, чем люди, которые не работают в лесах. А почему? Потому что деревья насыщены радиацией.

    — Долго ли будет работать этот механизм, этот «насос»?

    — Белорусы считают, что еще около десяти лет, пока радионуклиды не уйдут из корнеобитаемых слоев.

    Но есть одно «но». Плутоний. Это одно из самых ядовитых веществ на земле. Слава богу, что его после Чернобыля было выброшено немного… впрочем, если бы он равномерно распределился по миру, то его хватило бы, чтобы отравить половину земли. Но он был тяжелый, далеко не полетел, вернее, мельчайшие частицы полетели, а основная часть его осела на расстоянии 100–150 км от станции, в том числе и у нас в Брянской области. Кстати, если вы можете обнаружить присутствие изотопов стронция и цезия обычным счетчиком Гейгера, то с плутонием так не сделаешь. Поиск изотопов плутония требует довольно много времени, и нет счетчиков, которые бы мгновенно его показали.

    А между тем плутоний дает мощнейшее излучение. Если хоть один атом попадает в клетку организма, то рак неизбежен. Плутоний распадается очень медленно, общий период полураспада у 239Pu — 24 тысячи лет, а 241Pu, распадаясь, превращается в америций-240, страшный и еще более активный радионуклид. Территории, которые все считают спокойными, так как плутония там немного и лежит он где-то глубоко, могут снова стать опасными из-за америция. Именно он со временем станет дозообразующим радионуклидом.

    Вот вам упрощённая картинка того, что происходит в загрязненных лесах.

    — Что бывает, когда такие леса горят?

    — Когда горят загрязненные леса, радионуклиды разносит на разные расстояния. Куда и как — это зависит от величины и мощности пожара. Если горючие частицы вместе с дымом поднимутся на сто метров, то они разлетятся на километр от пожара. Если случится большой пожар и дым от него поднимется выше 500 м, то он может попасть в потоки воздуха, которые всегда «крутятся» на такой высоте, и они разнесут его на сотни километров.

    В сухом 1992 году в Белоруссии горели леса. И было зафиксировано, что в Вильнюсе, то есть примерно за 400 км от горящих лесов, концентрации радионуклидов увеличились на два порядка! Это факт.

    Другой факт я недавно услышал в интервью моей приятельницы, депутата Брянской областной Думы Людмилы Комогорцевой. Людмила Кимовна сказала, что в 2004 году уровень радиации в Смоленске после пожаров в лесах Брянской области увеличился вдвое. В общем, мы очень обеспокоены тем, что происходит на этих территориях.

    — А что там происходит, Алексей Владимирович? Информация-то очень разноречивая.

    — Я — не по пожарам, я — по последствиям! Есть международные спутниковые системы наблюдения за пожарами, пожалуйста, смотрите. Есть карта пожаров Гринписа.

    — Этим картам можно доверять?

    — Да. И когда нам говорят, что ничего страшного нету, я отвечаю: ребята, докажите мне, что ничего страшного нет. Вы что, померили радионуклиды? Вы знаете, куда пошел дым от пожаров в Брянской области? А если не знаете, то какое вы право имеете говорить, что ничего страшного нет? В науке всякие радиационные темы засекречены, потому что они напрямую связаны с бомбой. И атомной энергетикой, и ядерным оружием занимаются одни и те же люди и одни и те же институты. Поэтому нам, экологам, приходится очень трудно.

    А дальше встаёт проблема малых доз.

    — Малые дозы? Что это такое?

    — Существуют нормы радиационной безопасности. И нам официально говорят: да что вы беспокоитесь? Даже если будут пожары и радиация увеличится в 10 раз, то она не превзойдет допустимую норму облучения. Но откуда вы взяли эти нормы облучения? Эти нормы — фальшивые!

    После бомбардировки Хиросимы и Нагасаки американцы в течение трех лет запрещали собирать данные, касающиеся влияния радиации на человека. И сами не собирали, и японским врачам не давали — их арестовывали и бросали в тюрьму. Поэтому многие данные с течением времени «ушли». Потом, спустя три года, американцы все-таки начали собирать информацию. На ее основе были выработаны первые нормы радиационной безопасности.

    Но когда в 60-е годы обеспокоенные ученые сказали, что, дескать, с этими нормами что-то не то и что покажите-ка нам первичные данные, которые вы собрали в Японии, американцы ответили: они были случайно уничтожены бумагорезательной машиной.

    То есть те исходные данные, которые лежат в основе всех норм радиационной безопасности, — они фальсифицированы. И экспертные расчеты показывают, что нормы радиационной безопасности, которые действительно безопасны, должны быть по крайней мере в 100 раз меньше, чем современные нормы.

    — А Чернобыль внес какой-то вклад в уточнение этих норм?

    — Нет. Никто после Чернобыля их не пересматривал.

    Так вот, те уровни дополнительного облучения, которые может вызвать лесной пожар, дают стократное увеличение фона. Это доказано на Вильнюсе. Это увеличение неизбежно приведет к поломке хромосом. Хорошо, если те люди, с которыми это произойдет, будут, как я, в преклонном возрасте, а если они молоды и им нужно иметь детей? Появится больше уродов, больше генетических дефектов, вырастет младенческий рак. Это будет прямым результатом нынешних лесных пожаров.

    Для того чтобы вычислить по поглощенной дозе эффективную, нужны так называемые коэффициенты качества излучения, отражающие специфику биологического действия нуклидов на организм. Обычно их определяют в экспериментах на животных. Судьбе было угодно дать в начале 90-х ученым возможность определить эти коэффициенты на чернобыльских детях.

    — И что же нам всем делать — в бытовом смысле, — если мы узнаем, что Брянская область сильно горит? Кто-то говорит — йод надо пить, кто-то — что не поможет?

    — Йод не поможет. Он помогает только в первые восемь дней после взрыва реактора. Дело в том, что во время взрыва происходит выброс йода-131. Это страшный нуклид, который замещает обычный йод в щитовидной железе. Оказавшись в щитовидке, он немедленно начинает облучать ее ткани. Поэтому люди, которые первые восемь дней дышали чернобыльским выбросом, — в основном имеют проблемы с щитовидкой. Таких десятки тысяч.

    Но через восемь дней после взрыва йод-131 распадается. Поэтому йодная профилактика важна только в первые часы, когда еще можно насытить организм обычным йодом, чтобы щитовидная железа не «схватила» йод радиоактивный.

    А в нашем случае надо купить обычные счетчики Гейгера. Я в своем блоге на «Эхе Москвы» об этом писал. Счетчики дают хоть приблизительное представление о происходящем. Если он щелкает 15 раз в минуту, то все нормально. Если больше — надо принимать меры. Тщательно мыть овощи, вымачивать грибы. Доза, которую можно получить в этой ситуации, зависит от многих факторов. Вы, например, едите овощи, а я — нет, но я пью молоко. Ко мне радиация придет вместе с молоком, к вам — с овощами. Это разные уровни. То есть огромное значение имеет диета, а еще — подвергается ли воздействию радиации молодой или взрослый организм. Детский организм впитывает радиацию как губка…

    — То есть если загорится Брянская область, то превышение будет небольшое? А как же тогда рак и дети-уроды?

    — Небольшое. Если, допустим, будет дуть такой ветер, что все радионуклиды полетят на Москву, то радиоактивный фон в ней увеличится в два-четыре раза. Для каждого из нас в отдельности это безопасно. Но если взять всю Москву с ее десятью миллионами, то это будет означать, что будет дополнительно сколько-то случаев рака и сколько-то новорожденных-уродов.

— Про Москву понятно, а сама Брянская область — чем это всё будет для неё чревато?

    — Она уже так сильно пострадала, что волосы шевелятся. К её нынешнему положению пожары мало чего добавят.

Автор: Анастасия Нарышкина